Пятое приключение Гулливера - Страница 59

В обращении, таким образом, оставались лишь учебники, но и их было ограниченное количество, так как грамотность в Юбераллии считалась ненужной лицам физического труда, потому что от этого они не стали бы лучше работать, чиновникам — потому что располагает к рассуждениям, а это, как известно, мешает выполнять предписания начальства, не нужна бедным, потому что не сделает их богаче, не нужна и богатым, потому что, и не зная грамоты, они прекрасно пройдут весь свой жизненный путь, не ощутив при том никакого неудобства.

Для немногих, сохранивших пристрастие к чтению, ежегодно издавалось полное собрание сочинений императора и его первого министра, причем сочинения этого последнего считались полезными и талантливыми только пока он исполнял эту должность. Стоило ему выйти в отставку, как они признавались вредными и бездарными и сжигались на очередном празднике.

Книги, посвященные военной науке и технике, — а другой науки, кроме, пожалуй, медицины, в Юбераллии не было, — уничтожению не подлежали, но их и не печатали из опасения, что соседи воспользуются содержащимися в них достижениями и изобретениями. Эти сочинения хранились в потайных библиотеках, доступных только специалистам, что, впрочем, не мешало соседям каким-то образом немедленно выведывать их содержание и осуществлять у себя полезное изобретение даже раньше самих изобретателей.

Что же в таком случае сжигалось на торжествах?

Сжигались прошлогодние указы императора.

Мера эта, странная на первый взгляд, по рассмотрении оказывается столь же мудрой, как и все другие установления государства.

Дело в том, что император, представлявший в своем лице живую душу высшей из человеческих рас, не мог ошибаться: это было бы отрицанием правильности всей системы. А император ошибался не чаще, но и не реже других, ибо человеческой породе ошибки свойственны. В результате все королевские указы и распоряжения считались действующими, хотя бы они и противоречили друг другу. Вообразите, какой кавардак воцарился бы в стране, если бы не периодическое уничтожение этих указов. Мера эта, проведенная в Англии с ее многообразными обычаями, прецедентами, указами, распоряжениями и решениями королевского суда, навеки избавила бы нас от сословия адвокатов, делающих правосудие недоступной роскошью для бедняка.

Для большего эффекта церемонии указы эти переплетались в деревянные переплеты из смолистых пород, а костер обливался нефтью. Пожарные в медных касках стояли у костра со шлангами, готовые предупредить пожар, если огонь перебросится на деревянные строения, окружающие площадь.

Церемония сопровождалась парадом воинских частей, шествием подданных ко дворцу и поднесением подарков императору, который, сидя на троне перед дворцом, любовался зрелищем. Затем народ и войска выстраивались на площади, первый министр говорил речь о вредоносности книг и под пение гимна подносил факел к костру.

К сожалению, мне не удалось увидеть экзамена на ученую степень. Правда, на торжество явился один доктор медицины, претендовавший на звание академика, и заявил о своем желании экзаменоваться. Доктор этот известен был изобретением средства, позволяющего заразным болезням вроде оспы и гнилой горячки в кратчайший срок выполнять свою роль в борьбе за чистоту и здоровье нации: средство гарантировало смерть по крайней мере половины заболевших.

Несмотря на то, что император и двор очень ценили доктора и изобретенное им средство, но освободить его от экзамена не могли. Увидев размеры костра, доктор предпочел отговориться недостаточной подготовкой и отложил экзамен до будущего года, обещая за это время повысить эффект своего лекарства до семидесяти процентов.

Врач этот отнюдь не являлся исключением: в противоположность ложной европейской гуманности, к больным и слабым физически в Юбераллии Относятся с презрением и если помогают им, то только с тем расчетом, чтобы вследствие этой помощи больной поскорее отправился в лучший мир.

— Иначе вся страна наша обратилась бы в лазарет, — говорили мне.

Больных и слабых не принимали даже в сословие преступников, так как они не могли работать; пока у них были кое-какие силы, они бродили по улицам и рынкам, занимаясь мелкими кражами, а потом умирали где-нибудь в лесу или на улице.

Сообразно этим взглядам тот врач считался наиболее искусным, который быстрее и вернее отправлял своих пациентов к праотцам. Мне пришлось на себе испытать искусство местных врачей.

Изредка страдаю я приступами лихорадки, подхваченной мною в тропиках во время одного из моих путешествий. Почувствовав приступ болезни, я по привычке попросил позвать врача.

Врач явился, глубокомысленно осмотрел меня, пощупал пульс, измерил температуру и, предварительно получив гонорар, приказал служителям раздеть меня догола и положить на землю в том самом дворике, который я видел из своего окна. Не пролежав и пяти минут, я взмолился вернуть меня в мою комнату, заявив врачу, что его средство сразу поставило меня на ноги. Врач не поверил мне и в подтверждение заставил меня протанцевать несколько самых сложных па, и когда мне это с большим трудом удалось, с самодовольной улыбкой заявил, что я не первый получаю исцеление с такой быстротой.

— Мое средство излечивает любую болезнь в полчаса.

Но тут же пожаловался, что он очень часто становится жертвой обмана: больные встают раньше времени и за это очень часто платятся жизнью. Он мог бы спасти и этих больных, но, к сожалению, только их смерть позволяет ему узнать об обмане.