И вся переписка отослана была в Лыково на предмет дальнейшего расследования.
И тогда же приехал следователь и установил, что пропавшее мертвое тело принадлежит никому другому, кроме как лыковскому волпродинспектору Мигаю, который и был препровожден в арестное при вышнегорской милиции помещение.
Утром прибыло дело о волпродинспекторе Мигае в Лыково, и допрошены были защекинские мужики, а также лосновский мужик Степан Парамонов, и выяснилось, что прибыл Мигай в Защекино из Разгуляева, где был праздник, и вез его лосновский мужик Степан Парамонов на пегой лошади, которая и нужна ему, Парамонову, по хозяйству. А что товарища Мигая знает вся волость, от этого никто не отрекался — их грех.
Убийства же никто не совершал, разве что в Разгуляеве зарезали двоих, да и те двое остались живы, и куда могло деться мертвое тело, им ничего не известно.
И все это дело вернулось в вышнегорский исполком и поступило к псаломщику Игнату, как делопроизводителю.
Но все это было уже утром, — а ночью приходил начальник милиции Мишка Сыч в арестное помещение, и, ударив товарища Мигая, как подследственного, по уху, сказал ему:
— Ты убил!
На что Мигай ничего не смог ответить. Тогда повел его Мишка Сыч и велел показать, куда спрятано мертвое тело. И водил его Мигай три часа, и привел в чьи-то овсы, и лежало в этих овсах действительно мертвое тело, неизвестно кому принадлежащее.
И был приставлен к тому телу караул из одного милиционера. И на рассвете видел милиционер, как направлялась к деревне Лисьи Хвосты чья-то тень, и от испуга заснул. А, проснувшись, заметил, что сидит рядом с ним псаломщик Игнат и уверяет, что Бог все-таки есть, а мертвое тело пропало неизвестно куда…
И был тогда же составлен протокол на священника отца Миловидова в вымогательстве с применением оружия к местному самогонщику Бутягину и распространении ложных слухов о воскресении мертвых. И утром же был арестован псаломщик Игнат, только сразу отпущен, как делопроизводитель волисполкома, но только псаломщик Игнат, как делопроизводитель исполкома, был обижен и сказал Мишке Сычу:
— Я тебе докажу, что Бог существует!
И немедленно, по требованию волисполкома, освобожден был подследственный Мигай, как принятый по ошибке начальника милиции за мертвое тело, и отправлен в больницу по причине боли в спине от ударов тупым орудием.
В это время говорили в Вышнегорске — да и не только в Вышнегорске, но и в деревне Лисьи Хвосты, что бродит по ночам от Вышнегорска к Лисьим Хвостам бесплотная чья-то тень и мнет эта тень деревни Лисьи Хвосты мужиков Ильи Худого и Микиты Седого овсы, так что эти овсы могут сгнить по причине дождливого лета.
И сели ночью в засаду Илья Худой и Микита Седой — и сидели они в полверсте друг от друга: и увидел сначала Илья Худой, как мелькнула означенная тень, и погнался за нею, но не догнал. И тогда же увидел Микита Седой другую тень, и сидела эта тень на телеге и погоняла лошадь, масти которой нельзя было разобрать. И шла эта лошадь прямо по овсам, в сторону деревни.
Тогда Микита сказал:
— Стой!
И оказалась та тень тенью без определенных занятий гражданина Чижикова, и везла эта тень со станции Вышнегорск мануфактуру.
И был тогда арестован портной Филимон, да и сам начальник вышнегорской милиции Мишка Сыч не отрекался, что сшил ему Филимон новый френч, какого у него, Мишки Сыча, прежде не было и быть не могло, по причине полной необеспеченности, как он ни в чем не виноват, только что в применении насилия к волпродинспектору Мигаю.
Говорили тогда в Вышнегорске…
Ну, да об этом говорили не только в Вышнегорске — и в Лыкове, и в Разгуляеве, и даже в Защекине не было других разговоров, как о раскрытии шайки, производящей хищения из вагонов на станции Вышнегорек, и что будто бы во главе этой шайки находится не известно кому принадлежащее мертвое тело.
И когда на следующий день занялась в Вышнегорске заря, проснулся на Плешкиной слободе псаломщик Игнат, он же делопроизводитель волисполкома, и увидел псаломщик Игнат, выглянув утром в окно, что идет по дороге пегая лошадь, запряженная телегой, и сидит в этой телеге лосновский мужик Степан Парамонов.
Председатель Прищеповского совета, которого из уважения к высокому его званию назовем мы и впредь будем называть Степаном Аристарховичем, придя в Совет ровно в десять часов по новому времени, увидел на столе своем газету с отчеркнутой красным карандашом заметкой следующего содержания:
Из Прищеповска сообщают, что в реке Щеповке появился крокодил ростом около двух аршин. Крокодил наводит ужас на местное население.
Не поверив глазам своим, взял Степан Аристархович очки, прочел еще раз вышеприведенную заметку, несколько минут оставался в глубоком раздумье, а потом, преодолев вполне в его положении понятное недоверие к представителям саботирующей интеллигенции, обратился за разъяснением к секретарю.
Секретарь со смехом заявил, что крокодилы вообще в России не водятся, а если бы и водились, то подобный экземпляр вряд ли смог бы в реке Щеповке повернуться, и при этом сослался на данные буржуазной науки, что одно могло бы опорочить правильность его рассуждений. Степан Аристархович, наоборот, совершенно справедливо полагал, что тут без врагов советской власти дело не обошлось, что скрывается в этом сообщении намек или предостережение, а то и сигнал, к контрреволюционному, что ли, выступлению, и, одновременно вспомнив, что доверять никому нельзя, а в особенности всякого рода секретарям, благонадежность коих и вообще сомнительна, решил самолично за это дело взяться.